Эмиль Коган
|
Дата : 11-12-09, Птн, 02:52:08
Молодцы. Просто молодцы. И на сайт зашли и ругать начали. Официально я ушел, поскольку сам лишил себя права критиковать вас. Но говорить спасибо, я надеюсь, мне можно? И сказки вам рассказывать. Вот первая.
Уолт Дисней делал отличные мультфильмы, но никто об этом не знал и в кинотеатры не торопился. Тогда он позвал своего друга и попросил его подать на него в суд. За что? За то, что он в мультфильмах изображает его в "невыгодном" свете. Так и сделали. Процесс был громким и они заработали кучу денег, потому что народ просто повалил в кинотеатры, только затем, чтобы проверить, кто прав, а кто виноват.
Уолт Дисней конечно не открыл Америки, а воспользовался советом специалиста по политтехнологиям. Помните скандал с эфиопской кровью?
Вы знаете, мне иногда кажется, что настоящий еврей просто рождается специалистом по политтехнологиям. Иначе, как бы мы выжили в этом враждебном мире? Вывод. Если я говорю вам спасибо, значит есть за что.
А теперь займемся художественной литературой. Следующая моя сказка именно о вас.
Судьба
Известный бывший советский писатель Моня Лившиц, творивший литературные чудеса под скромным псевдонимом:”Василий Загоруйко”, считался вполне преуспевающим художником слова. Его единственный герой - Ануфрий Закурдайский, пройдя через многочисленные рассказы, повести и романы своего создателя, завоевал заслуженный успех у критиков и прочей читательской общественности. Жизнь “Василия” протекала спокойно, если не считать частых утомительных презентаций и юбилеев. Ему давно не приходилось вскакивать по ночам в поисках того единственного правильного сюжетного решения, которое помогло бы читателям лучше понять, или точнее сказать, проникнуться душевными муками Ануфрия. Читателю все было ясно. Таким образом, набив руку и карманы, “Василий” находился на вершине литературного “Олимпа”. Судьба, а в ее лице - начальство, относилось к нему достаточно благосклонно. И кто бы мог подумать, что однажды в лунную безмятежную ночь... В полночь “Василий” проснулся от ощущения, что кто-то подошел к кровати. В темноте он различил силуэт человека, склонившегося к его лицу. Как опытный прозаик, “Василий” сразу определил, что силуэт принадлежал мужчине среднего возраста, страдающего хроническим насморком и быстро прогрессирующим плоскостопием. Чтобы не расстраивать Автора силуэт достал однотонный платок и приложил его к носу. И слегка поджал правую ногу. - “Покладистый товарищ”, - подумал “Василий”, и вдруг его осенило, - “Это же Ануфрий!” - Здравствуйте, Мастер, - произнес Ануфрий. Голос его дрожал. В воздухе что-то висело. Сначала “Василий” принял это за дым от сигареты, но вспомнил, что его герой не курит. - “Ануфрий излучает тревогу”, - догадался “Василий”. - Мне это надоело, - скромно заявил Ануфрий. - Что? - удивился “Василий”. - Весь этот балаган. - Может быть ты зазнался? - попробовал “Василий” прояснить обстановку, - я понимаю, такой успех. Женщины, цветы. - Какие цветы?! - в свою очередь поразился Ануфрий, - Вы забыли, Мастер, что в конце каждого романа я кончаю жизнь самоубийством. Самым зверским способом. - Ах, ты об этом, - успокоился “Василий”. - Может кого-нибудь забавляет моя кончина... - Постой, - перебил его “Василий”, - не думаешь ли ты, что имеешь право вмешиваться в творческий процесс? - Я не хотел Вас обидеть, Мастер, но каждый раз, когда Вы начинаете новый роман, я боюсь, что со мной что-нибудь произойдет. - Но в этом и заключена великая сила искусства. - Я не знаю о какой силе Вы говорите, Мастер, но я обыкновенный человек. И мне страшно. Вам никогда не бывает страшно, Мастер? - Нет, а что? - Ничего, я просто так спросил. - Ну что же ты предлагаешь, Ануфрий? - вкрадчиво поинтересовался “Василий”. - Я хочу исправиться. - В каком смысле? - В прямом. Стать полезным членом общества. Помогать больным и слабым. Найти, в чем смысл жизни. - И разорить меня начисто?! - подыграл ему “Василий”. - Мне казалось, что Вы, Мастер, достаточно богаты, чтобы подумать немножко и обо мне. - Это порок - считать чужие деньги. - Вы полагаете нам деньги не нужны? - удивил “Василия” Ануфрий. Еще не оценив до конца ситуацию, “Василий” засмеялся: - Может ты желаешь, чтобы я с тобой поделился? - Мне бы не хотелось выглядеть в Ваших глазах попрошайкой. - Чем же я могу тебе помочь? - на всякий случай полюбопытствовал “Василий”. - Вы могли бы позволить мне немного заработать, - невозмутимо пояснил Ануфрий. - Зачем тебе нужны деньги? - не стал спорить “Василий”. - Я хочу приобрести приличный костюм. - Чем тебе не нравиться старый? - разозлился “Василий”. - Он вышел из моды. - Для самоубийцы у тебя слишком высокие требования. - Вот видите, Мастер, Вам странно слышать от меня подобные просьбы. Но даже “Комикадзам” разрешали перед смертью слегка развлечься. - Это в Японии. Там другие нравы. - Вам бы тоже не мешало приобщиться к общечеловеческим ценностям, Мастер. - Ты начинаешь грубить, - резюмировал “Василий”, укладываясь на подушку и давая понять, что аудиенция окончена. Ануфрий как-то особенно посмотрел на Автора. - Я еще не сказал Вам главного, - пригрозил он. - Чего еще?! - раздраженно потребовал “Василий”. - Мне не нравится моя фамилия, - продолжил Ануфрий удивлять Автора. - Почему? - Она не подходит к моему еврейскому прошлому, - отозвался Ануфрий на укор. - Какое прошлое Вы имеете ввиду, гражданин? - перешел почему-то “Василий” на официальный тон. - Мою маму, - скромно ответил Ануфрий, - да и папу тоже. Мастер снова приподнялся. Наступила пауза. И затянулась. - Почему ты не сказал мне об этом раньше? - наконец выдавил Автор и тут же спохватился, - ах... да. - Я не успел, - оправдался Ануфрий, - Вы, Мастер, слишком быстро пишите. И потом эта суета... - Но ты мог бы намекнуть... - О чем Вы, мастер? - О чем, о чем! Я надеюсь ты не собираешься об этом распространяться?! - Мне бы не хотелось идти на крайние меры. - Вы, гражданин, пришли меня пошантажировать? - Боже упаси, Мастер. Я подумал, что мы вместе могли бы плавно, без нажима, поменять мой “Имидж”. - Легко сказать, поменять “Имидж”. - Вам виднее, Мастер, но я не могу больше обманывать общественность. - Я не понял, кем ты хочешь стать?! Мошенником, казнокрадом? - Мне сдается, у Вас, Мастер, искаженное представление о евреях. - А кто я, по-твоему? - Не знаю. Не берусь судить. - Максимум, что могу тебе предложить - больного интеллигента. - Мастер! Вы снова толкаете меня на самоубийство. - Хорошо, гражданин, Вам знаком другой образ еврея в советской литературе? - Дорогой Мастер! Зачем же повторяться? Ведь Вы -Новатор с большой буквы. - Давай подумаем вместе, - согласился Автор. - За этим я и пришел, - обрадовался Ануфрий. - С этого надо было начинать, - подсказал Автор, - а не юлить в обе стороны. - Мне хотелось Вас подготовить. - Теперь я готов. Доволен? Мне кажется, что я нашел выход. Обратимся к мировой литературе. Говорят на западе, в демократических странах, образ еврея создан в улучшенном варианте. Все таки - конкуренция. Свободный рынок. - Я бы не хотел Вас расстраивать, Мастер, но мы - герои, иногда общаемся. Паспортов у нас нет, так что визу не нужно запрашивать. Насмотрелся я на их ребят. - Ну и как? - неожиданно возбудился Автор. - Вы мне не поверите, Мастер, но хваленая американская демократия держится на разбитном, но честном и благородном ирландце, которому, с одной стороны, помогает “хороший” негр, а с другой щуплый и беспомощный шмок - еврей. - Друг мой! - снисходительно воскликнул Автор, - нет ничего проще. Мы их поменяем местами. Еврей станет разбитным, но честным и благородным. Он будет заботится о несмышленом ирландце. А негр останется, чтобы прикрывать их сзади. - И все это происходит в России? - Да, неподходит, - расстроился Автор. - Надо подумать, - предложил Ануфрий. - Нечего долго думать, - разошелся “Василий”, - ирландца поменяем на русского Ваньку - дурачка. Негром станет - татарин. - Это уже было. - Где!? - испугался Автор. - У Ильфа и Петрова. - Так что-ж, - совсем разозлился Автор, - еврейскому писателю и податься некуда?! - Может туда, - тихонько шепнул Ануфрий. - Куда?- посмотрел на него в упор “Василий”. Ануфрий произвел короткий жест головой на восток. - Ты на что намекаешь, несмышленыш? - А что? Страна хоть и небольшая, а апельсинов сколько хочешь. - Ты представляешь себе, Ануфрий, последствия сюжета: Разбитной, но благородный и честный “Сабра” заботится о русском Ваньке - дурачке, а сзади их прикрывает татарин? - Ну Вы даете, Мастер, что значит маститый писатель. Такая буйная фантазия. - Не мешай думать. Все не так просто. - Может опять поменять местами? - намекнул Ануфрий. - Эврика! - загорелся Автор, - едем в Израиль! Не так уж плохо. Русский Ванька - дурачок прикинется евреем - выходцем из России. Сабра остается разбитным, но благородным. А татарина менять не будем. - Как же можно, Учитель? - Можно, хабиби, еще как можно, у татарина жена - еврейка. - Стоило уезжать в Израиль, чтобы тебя выставляли русским Ванькой - дурачком. Уж лучше - татарином. - На тебя не угодишь. Хочешь обратно к самоубийцам? - съязвил Автор. - Хас ве Халила! - испугался Ануфрий, - может еще чего поменять? - заискивающе попросил он. - Последний раз,- согласился Автор, - только для тебя. Слушай! Русский Ваня останется, но не дурачком , а великим актером. Просто так сложились семейные и общественные обстоятельства. Короче, жена - еврейка по-дедушке. Россия в полном дерьме. Но он парень разбитной, а главное благородный. И от этого не желает якшаться с “новыми” русскими. Предпочитает им старых религиозных евреев. Поэтому сразу попадает на территории, вооруженным до зубов. И устраивает охоту на арабов в своем ранчо. - “Вестерн”... - Последний раз, предупредил... - Я больше не буду, Учитель. - Но старые религиозные евреи в интеллектуальном смысле не тянут и очень смахивают на “новых” русских. Татарин все время прикрывает... - Простите, Мастер, что побеспокоил Вас в столь неурочный час, - поднялся Ануфрий, - лучше я вернусь к самоубийцам. Там спокойнее. - Хорошо, что ты сам догадался, Ануфрий, Родину не продают. Не покидают в самый трудный момент. Мы еще себя покажем. А напоследок, Ануфрий, дам тебе один совет. Не высовывайся, скромнее надо быть. Закрыв за Ануфрием дверь, “Василий”, на всякий случай выглянул в окно и убедился, что он ушел. По комнате носился ветерок нового романа. “Василий” отключил телефон. Плотно закрыл все двери. Переоделся в удобную одежду и вставил в печатную машинку чистый лист бумаги. - “Не хорошо так с ним поступать”, - на секунду задумался “Василий”, - “Но он сам виноват”, - отбросил сомнения Автор и ударил по клавишам.
Эмиль Коган Хайфа 1998г
|